Вероника Анатольевна приготовила рассаду помидоров и в субботу собиралась на участок. Влажная земля ждала. Вся жизнь проходила в хлопотах, и она даже не знала, счастье это или просто так, ничего особенного. Смысл жизни придавало присутствие в ней дочери Даши. Чем бы Вероника Анатольевна ни занималась, где-то в глубине сознания она постоянно ощущала, что повзрослевшая, умная и серьезная Дашенька живет, занимается, работает, встречается с друзьями. Эти встречи, когда дочь была без нее, внушали ей постоянную тревогу. Хотелось предупредить ее, уберечь от житейских невзгод и печалей. Воображению иногда рисовались страшные картины, она отгоняла их, старалась ни о чем плохом не думать. Мир принадлежал мужчинам, они были категоричны и агрессивны. В ее собственной жизни ничего страшного не было, но она знала, что молодая девушка может по наивности попасть в опасную ситуацию. Она никогда не считала себя привлекательной – самая обычная женщина. Но дочь была прелестна. И это не потому, что она мать, – просто такое сочетание внешней привлекательности, ума, образованности, спокойного характера – все это делало девочку исключением среди сверстников. Она с гордостью смотрела на нее и с сожалением думала, что для такой девушки найти пару будет очень трудно. Она пыталась представить себе некий идеальный вариант человека, которого она примет, полюбит как родного и который даст счастье ее дочери, станет нежным мужем и заботливым отцом. Но воображение рисовало лишь размытый образ вежливого, почтительного, стройного молодого человека. Они входили, Вероника Анатольевна растерянно и взволнованно вытирала краем фартука руки, после неловкой паузы дочь говорила:
– Вот, мама, познакомься, это Сережа. Мы решили быть вместе. Мы любим друг друга.
Дочь с наивной, полудетской гордостью поворачивалась к нему, он смущенно кашлял, прикрыв рот кончиками пальцев, и, так ничего и не сказав, растворялся в воздухе.
В этой жизни так устроено, что мужчина нужен женщине, как рама для портрета, чтобы придать ей законченность и совершенство. С этим необходимо смириться.
Мужчины были непонятны. Их увлечения, прямолинейность, животные инстинкты и душевная глухота – все это делало нормальные отношения с ними невозможными. Изначально, по своей природе, они неспособны понять простые вещи, тонкую и ранимую душу живущего рядом человека, женщины. Это надо было воспринимать как данность.
Жизнь Вероники Анатольевны не сложилась. Муж, родной и такой любимый человек, вдруг оказался чужим, далеким, непонятным.
Незаметно пролетели годы. В жизненной гонке побеждали другие – более успешные, напористые, целеустремленные. Он как-то погас, отяжелел, замкнулся. Втайне мечтал о сыне, она знала это. Очень любил дочь, но плохо ее понимал, был иногда очень резок с ней, почти груб. Был скуп на ласку, словно чего-то стеснялся. Когда Дашенька расцвела и у нее появились поклонники, стал насмешлив, оскорбительно ироничен. Дочь стала избегать его, старалась ничего не рассказывать. Он болезненно это переживал. Эти переживания и то, что он оказался уже не нужен, озлобили его. Он стал молчалив, неряшлив, односложно отвечал. К Веронике Анатольевне он тоже стал относится холодно и отчужденно, воспринимая ее близость к дочери и их отдаление от него как заговор и предательство. Жизнь стала невыносимой. Как-то Даша сказала ей, что готова выйти за первого встречного, лишь бы уйти из дома. Вероника Анатольевна растерялась, потом горячее чувство любви к дочери охватило ее, появилось желание защитить своего ребенка, разорвать паутину опостылевших отношений с чужим обрюзгшим и враждебным им человеком.
Она не знала, как это сделать, что надо сказать или предпринять. Одно знала наверняка – так дальше продолжаться не может. Ее подруга, Элка, была третий раз замужем, мужья ходили по струнке, она мало заботилась, кто что скажет, занималась только собой и не рефлексировала. Уже не раз она говорила ей: “Ну, что это за мужик? Ты разве виновата, что он оказался за бортом? Типичный неудачник. Мужик должен быть веселым, денежным, уверенным в себе, хорошим любовником. А это что? Будешь гробить на него остаток жизни? Ты хоть дочь пожалей. Разменяй квартиру, иди работать, вернись к нормальной жизни. Ты же еще не старуха! Найдешь себе молодца, и будет он тебя холить и лелеять. А этот – пусть себе сидит, куксится и всех вокруг обвиняет. Каждый сам виноват в том, что с ним происходит”.
Вероника Анатольевна понимала, что Элка права, что именно так следует жить, но не сразу решилась поговорить с ним и выяснить все окончательно. Последней каплей был этот разговор с дочерью. Она видела, что девочка несчастна. Что боится и не понимает отца, не чувствует близости к нему, а он неспособен сделать первый шаг. И все же окончательно все стало ясно из-за какой-то незначительной детали. В соседней квартире гуляли свадьбу, танцевали, гремела музыка, подвыпившие парни и девушки курили на площадке перед дверью, кто-то громко смеялся.
Они сидели в комнате, все эти звуки чужого счастья отчетливо доносились до них.
Позвонила Дашенька, сказала, что она у Татьяны Мироновой, сидят, заканчивают проект, и она останется у нее – уже поздно ехать.
– Хорошо, доченька, – сказала Вероника Анатольевна. – Целую тебя, моя деточка.
Муж сидел у окна, курил и, щурясь, внимательно смотрел на нее с непонятной иронией.
Гулко хлопнула дверь, и со стены упала их свадебная фотография, где они молодые, с открытой улыбкой, радостно и доверчиво смотрели на предстоящую жизнь. Он не повернул голову, продолжая смотреть на нее.
На полу лежала сломанная рамка и осколки стекла. Она почувствовала, что боится его.
– У подруги? – хрипло спросил он с каким-то скрытым, ироническим подтекстом.
– Юра, давай расстанемся, – неожиданно для себя сказала она. – Я согласна даже на комнату в коммуналке. Давай разъедемся. Я так больше не могу. Даша тоже совсем извелась. Это прямо не жизнь, а мучение какое-то.
Он молча встал, и она испугалась.
Он вышел; сквозь приоткрытую дверь она видела, как он снял майку, надел тельняшку, которую берег, как память о службе на флоте, взял свои документы, завернутые в затертый пластик, перевязанный аптечной резинкой, надел пиджак, потом какое-то время возился у двери – надевал куртку, ботинки. Дверь закрылась.
– Юра! – крикнула она, почувствовав, что случилось что-то страшное.
За стеной гремела музыка.
Из окна она видела, как он идет, ссутулившись, к автобусной остановке и, вдруг, отчетливо поняла, что это была единственная на всю жизнь любовь, что браки заключаются на небесах и из-за каких-то нелепых недоразумений кончаются на земле.
