Поздно вечером 22 декабря 2015 года в больнице Southlake Hospital в Ньюмаркете от тяжелой болезни скончался Геннадий Виленский, иммигрант из бывшего СССР, уроженец Донецка, профессиональный инженер, много лет работавший инженером в типографии газеты Toronto Star.
Геннадий положил много лет и сил для того, чтобы вернуть нашим старикам, участникам Великой Отечественной, статус ветеранов войны. Он известен своей непримиримой, принципиальной позицией по многим проблемам, профессиональным подходом к своему делу и своими пристрастиями: к мотоциклетному спорту, современной электронной технике и, конечно, подводному плаванию с аквалангом.
Некрологи еще будут написаны, горькие и хорошие слова еще будут сказаны. Я пишу сквозь слезы слова признания и утешаю себя лишь тем, что он знал, конечно, знал, как я к нему отношусь.
Мы не успели…
Мы не успели привыкнуть к тому, что этот человек может заболеть. Мы не успели узнать о его слабости. Мы не успели как следует наобщаться с ним.
Геннадий Виленский – настоящий Дон Кихот нашей общины. Без страха и упрека он бросался на амбразуру канадского чиновничества и пробивал стены недоверия.
Заводя себе друзей, он не боялся отдавать им душу, сердце и всего себя. Его дружба не знала принципа “ты мне, я тебе”.
Именно он однажды ухватил за полу пиджака премьер-министра Канады для того, чтобы добиться своей цели.
В день поминовения жертв Холокоста на Парламентском холме Геннадий был со своими любимыми ветеранами. Когда после своей речи по проходу между зрителями шел Харпер, незнакомый ему мужчина, упреждая реакцию охранников, дернул его за пиджак:
– Господин премьер-министр, у меня есть к вам огромная просьба!
– ?
– Рядом со мной сидят люди, которые проливали во время Второй мировой кровь за свободу всего человечества, настоящие герои. У них есть мечта – сфотографироваться с вами.
– Я не могу, – отвечал Харпер.
– Почему?
– Видите, у меня график…
И тут прозвучала фраза, которую не принято публиковать в прессе:
– Вы же ё… премьер-министр, так сделайте что-то со своим расписанием.
– Я подумаю.
Через минут десять к Гене подошел один из охранников. “Вы обращались к премьер-министру? Он ждет вас на лестнице у парламента”.
Это фото долго висело потом на витрине у посольства России.
Именно он организовал в своей газете Toronto Star интервью с нашими ветеранами. Именно его пригласили в Сенат, когда указ о возвращении статуса ветеранов всем, кто воевал в союзнических армиях, подписывала генерал-губернатор Микаэль Жан.
Со своими друзьями-ветеранами Геннадий ездил в Оттаву на это важнейшее для нашей общины мероприятие.
А сколько заявок на получение статуса он помог заполнить нашим старикам!
Один из них, – потерявший в последние дни войны ногу, Бенджамин Данциг, боевой летчик-штурмовик, давал голову на отсечение, что ничего у Гены не получится. И не раз говорил после этого: “Геннадий Михайлович, я не знаю, как вам может пригодиться моя голова, но она ваша”!
Мне странно писать о своем лучшем за всю иммиграционную жизнь друге в прошедшем времени.
Я не могу поверить в его кончину. Я не могу поверить в то, что не смогу услышать его ироничный, саркастический бас.
“Лучший друг” – это самое малое, что можно сказать об этом человеке, у которого друзей было много. И каждый верил в него, как в себя самого или даже больше.
Из здания нашей общины злая болезнь выбила краеугольный камень. У нас отняли друга.
Я пишу и ругаю себя за выспренность этих слов. Я пишу и не могу простить себе, что мои молитвы были бездейственны.
Никто из нас, тех, кто считает себя его другом, не может пока представить себе дальнейшей жизни без него.
Случилось самое страшное: мы говорим о тебе в прошедшем времени. Эта боль останется с нами еще надолго, может быть, навсегда.
Как никто и никогда не вычеркнет теперь из нашей жизни совместные поездки в Оттаву, где мы обивали все возможные и невозможные пороги, нашу общую борьбу за справедливость, за выдвижение нашего соотечественника, нашего друга кандидатом в депутаты парламента, твою неоценимую помощь всем, кого ты знал.
Ты не принадлежишь прошлому.
Слезы не дают мне сказать больше и лучше. Но я знаю, что ты простишь мне и это. Спасибо тебе за то, что ты был в моей жизни. Спасибо, что был в нашей жизни.
Владимир Каневский
