Некоторое время назад мне довелось подрабатывать по воскресеньям официантом на колесах в китайском ресторане. Хотя часто там приходилось крутиться практически без остановки, я ценил эти четыре вечерних часа не только за прибавление некоторого количества наличных в кармане и бесплатную китайскую еду, к которой привязался, но и за приятное окружение.
В социальном плане ресторан представлял собой микромодель канадского общества. Собственно китайцев здесь было только два – главный менеджер и повар. Остальные – дети разных народов, хотя у всех уже имелись канадские паспорта. Вторым поваром был румынский парень, освоивший это ремесло на моих глазах. Начинал он комплектовщиком заказов. Девчонка, которая его сменила на этом посту, была родом из Шри-Ланки. На работу она приезжала на шикарной машине и, как водится у молодежи, с голым пупком, но тут же переодевалась в скромную фирменную униформу. Дежурным менеджером, ответственным за прием заказов и кассовые расчеты, был урожденный канадец, который тоже начинал комплектовщиком. Вначале я не воспринимал его всерьез из-за неотесанности и шумного хамства, но потом оказалось, что он кристально честен, тщателен, аккуратен и обладает врожденным здравым смыслом. Среди моих коллег-водителей был кореец из Москвы, необыкновенно интеллигентный и житейски мудрый румын, вышедший на пенсию канадский школьный учитель и турок Ахмет. О моих беседах с последним и пойдет речь.
Ахмет был скромен, вежлив, доброжелателен, аккуратен, образован и всегда в курсе мировых новостей. Вместе с тем он был правоверным мусульманином, тщательно соблюдающим предписания своей веры и пять раз в день совершавший намаз. Как-то я заглянул в офис ресторана и застал там Ахмета в характерной позе с устремленным к небесам седалищем. Мне ничего не оставалось, как тихонько развернуться и отступить.
Согласно авторитетным социологическим исследованиям, мусульмане в смысле самоидентификации на первое место ставят именно свою приверженность исламу, а уже затем – гражданство, классовую принадлежность, финансовую обеспеченность и род занятий. Из-за этой своей особенности, перебираясь в Западную Европу и Северную Америку, они так до конца и не абсорбируются в местном обществе. Экономически они интегрируются в принявшей их стране, но в культурном плане остаются обособленной и даже изолированной группой. В сочетании с терроризмом радикально настроенной части мусульман это порождает естественную настороженность и неприязнь к ним со стороны местного населения. Мне хотелось получше понять эту непростую ситуацию, поэтому я старался при каждом удобном случае беседовать с Ахметом на самые разные темы.
Честно говоря, он в нашем маленьком кухонном сообществе был единственным человеком, с которым можно было вести философские разговоры. Исключение составляли старший из румын и учитель-пенсионер, но я редко пересекаюсь с ними в одной смене. Остальные удовлетворились школьным образованием и обладали довольно заземленными интересами.
– Ахмет! Что ждет, согласно твоей религии, после смерти лично меня? Я не верю ни в Бога, ни в дьявола, с удовольствием ем свинину, пью виски и вообще полуеврей по крови. Получается, что мне прямая дорога в ад, – провоцировал я собеседника.
– Наверное, каждый получит то, что соответствует его вере, – отвечал Ахмет. – Если ты ни во что не веришь, то тебя на том свете ничто и не ожидает.
Как явствует из такого ответа, Ахмет был далеко не дурак. Тем не менее, мне все-таки удавалось нащупать изъяны в его логике.
– Ты же образованный человек, Ахмет. Ну, какой еще такой Аллах! Покажи мне хоть одно убедительное свидетельство его существования.
– К тебе придет человек, которого ты знаешь как лгуна, и скажет, что твой дом горит. Ты ему поверишь?
– Вряд ли, но на всякий случай позвоню домой и проверю.
– А если три или четыре не знакомых друг с другом людей скажут тебе то же самое?
– Это скорее всего будет правдой.
– А если это миллионы людей по всей планете? Разве все они могут лгать?
– Они могут заблуждаться. Люди ведь как компьютеры. Они похожи биологически, но в них установлены разные программы и поэтому они по-разному себя ведут. В тебя заложена одна программа, в меня – другая. Ты рос и воспитывался в мусульманской стране, поэтому сам стал мусульманином и веришь в Аллаха. Я воспитывался в Советском Союзе, но мой отец был евреем, а моего деда убили коммунисты, поэтому я ни во что не верю, а предпочитаю точно знать.
Лицо Ахмета становилось озадаченным. Тем не менее, я не тешил себя иллюзией, что мне удастся поколебать его веру. Мне было просто интересно, возможно ли это в принципе.
– Вот ты говоришь, миллионы мусульман верят в одно и то же. А чего же они тогда убивают друг друга, причем тоже миллионами? Я имею в виду суннитов и шиитов. Кстати, курды тоже мусульмане. Значит, хотя бы кто-то из них не прав? Таким образом даже вера миллионов во что-то одно вовсе не доказывает истинности субъекта их веры.
Ахмет замолкал. Вряд ли он думал что-нибудь вроде такого: “Достал меня этот еврей! Выпустить бы ему кишки, чтобы заткнулся…” Наверное, он просто испытывал смущение. Ну, а чего же еще он хотел, когда ехал в Канаду? Мои противные беседы и были культурным давлением социума. Ахмет был образован, но наивен. Скорее всего, он впредь постарается избегать общения с такими людьми, как я, и тем самым уклонится от разрешения неприятных мировоззренческих противоречий.
Но я знаком и с другими выходцами из мусульманских стран. Им хватает ума совмещать в голове несовместимое, то есть гибко приспосабливаться к самым разным ситуациям. С деловым партнером-канадцем они и виски выпьют, и закусят чем-то сомнительным, а со своими помолятся и осудят в разговорах евреев и про-еврейскую политику США.
Было бы просто глупо недооценивать ум и пассионарность представителей “самой быстро растущей” по оценке журнала “US News & World Report” мировой религии. Её последователи отнюдь не лишены здравого смысла. Согласно данным глобального социологического исследования “Исламский экстремизм: общественное беспокойство в мусульманских и западных сообществах”, охватившего 17 тысяч человек в 17 странах мира, число одобряющих действия террористов в самих мусульманских странах заметно снижается. В той же самой Турции, например, из которой родом Ахмет, уже 47 процентов населения считают, что действия террористов наносят ущерб их стране и авторитету ислама. Однако в целом отношение к политике США и их союзников в исламском мире остается преобладающе враждебным.
Ну, и что же делать? Как защититься от шахидов – самого “умного” оружия для убийства мирных людей? Политически некорректную, но приносящую 100-процентный результат практику осуществляет на протяжении многих лет израильская авиакомпания “El Al”. Как известно, террористам еще ни разу не удалось проникнуть на борт её самолетов. А делается все довольно просто: если ты араб и хочешь лететь на самолете “El Al”, то ты будешь ИЗБИРАТЕЛЬНО подвергнут такому тщательному досмотру и расспросам, что второй раз вряд ли этого захочешь.
Может быть, только так и стоит поступать? Выметать из приличных стран калёной метлой засветившихся в симпатиях к радикалам?
