В столичном городе Асунсьон (мало кому известном за пределами Парагвая), улицы носят странные имена: “Команденте Белов”, “Команденте Саласкин”, “Команденте Канунников”, “Офисиеро Серебряков”, бульвар “Россия”… А на Западе, у самой боливийской границы, расположен городок Форте-Серебряков. В городке том стоит необычный для тех далеких мест памятник с очень длинным названием: “Русскому Воинству и Его Превосходительству бригадному генералу Парагвайской Армии Белову Ивану Тимофеевичу”
Но про все про это, по печальному обыкновению, в школе мы “не проходили”.
Отправляясь к берегам Южной Америки с мечтой обрести новое Отечество, бывшие белогвардейские офицеры считали свой боевой опыт никому не нужным балластом. Там, в немыслимой дали от крикливых константинопольских барахолок и парижских трактиров “а-ля рус”, надеялись они найти применение гимназическим аттестатам и университетским дипломам. Но судьба-злодейка распорядилась иначе. Перед тем как обрести “духовное пристанище” в согласившейся приютить обездоленных скитальцев маленькой стране, предстояло им эту страну отстоять. Отстоять с английскими винтовками в руках, в парагвайских траншеях, под огнем боливийской артиллерии. И эта – мало кому известная война – будет кровавой. Самой кровавой за всю историю Южной Америки.
Дикие земли провинции Чако Бореаль на западе Парагвая, издавна не давали покоя соседней Боливии. Впрочем, принимая во внимание труднопроходимость местности и крайне недружелюбный нрав туземцев – индейцев Чакко, боливийская администрация в течение долгих лет ограничивалась лишь дипломатическими нотами с вялыми требованиями вернуть “незаконно окупированные территории”. Однако, в начале двадцатых годов ситуация изменилась. К востоку от боливийской границы геологи обнаружили солидные залежи нефти и газа – лакомства, во вкус которого уже успел войти молодой да зубастый двадцатый век. В парагвайском Асунсьоне настаивали на своем: “земля наша, ни пяди не отдадим”, в боливийском же Ла Пазе теперь уже ощущался пороховой запах. Щедро оплачиваемые боливийским правительством немецкие военные консультанты спешно перестраивали тамошнюю патриархальную армию на прусский лад. В кредит (под будущие нефтяные франки и фунты стерлингов) из далекой Европы прибывали в жадно вооружающуюся страну транспорты с французской бронетанковой техникой и английской авиацией. Европа сделала свой выбор, Лига Наций старательно не замечала военных приготовлений начинающего агрессора. Нищему Парагваю иностранные советники и баснословно дорогая военная техника были, увы, не по карману. Оставалось рассчитывать на национальные кадры, на заступничество Девы Марии и на…. приезжего русского генерала с горсткой соотечественников – бывших белогвардецев, увлеченного утопической идеей создания русской сельскохозяйственной колонии.
Военный министр Луис Риарт приказать конечно же не мог, однако решился попросить “Его Экселенсио” Ивана Тимофеевича Беляева принять участие в обсуждении парагвайским генеральным штабом зловещей перспективы боливийской агрессии. Разодетые в архаичные наполеоновские треуголки генштабисты внимательно выслушали доклад русского офицера, сполна хлебнувшего реалии современной войны, и, к своей профессиональной чести, сочли рекомендации крайне полезными. Беляев сумел убедить военное министерство в срочной необходимости снарядить несколько экспедиций в земли провинции Чако-Бореаль с целью произвести там военную рекогносцировку, географическую и топографические съемки, а также (и прозвучало это весьма неожиданно из уст артиллериста) – чтобы “заручиться дружбой племенных вождей и простого населения указанной местности”. Хотя, в принципе, ничего странного в этом предложении не было, просто многолетний боевой опыт подсказывал, что преимущество вести военные действия при поддержке местного населения не менее (а возможно и более) важный фактор, нежели перевес в живой силе и технике.
И вот, в октябре 1925 года многоцелевая экспедиция под командованием генерала Беляева отбывает в малоизученные пределы западного Парагвая. Вместе с Иваном Тимофеевичем в путь отправились его верные соратники, активные соучредители колонии “Русский очаг” – топографисты братья Игорь и Лев Оранжереевы, капитан-инженер Орефьев-Серебряков, а также бывший офицер российского генерального штаба Александр Экштейн-Дмитриев. Результатом нескольких “русских” экспедиций в дебри Чако-Бореаль стали не только бесценные карты будущего театра военных действий, взаимовыгодные союзы с индейскими племенами, лично генералом Беляевым составленные испано-индейские словари, но и (ранее прочих латиноамериканских правительств) принятая “на вооружение” парагвайской администрацией теория “ненавязывания европейской культуры коренным жителям территорий”. Именно в тех изматывающих экспедициях на практике применил Иван Тимофеевич “лишние” свои знания в таких необязательных для военного человека областях, как этнография и антропология южноамериканского континента. Именно тогда был заложен фундамент совершенно странной для постороннего наблюдателя дружбы русского генерала и патогонских индейцев, издавна славящихся в среде парагвайских обывателей свирепостью дикого нрава. (…Пройдут годы, и именно они, “свирепые”, сутки напролёт стоять будут в почетном карауле у гроба “Белого Отца народа Чакко”, в выстроенной на скромные имигрантские песо православной церквушке. И не в учебниках истории “не помнящих родства” соотечественников, но именно в “дикой” памяти этого народа, в их из поколения в поколение передаваемых преданиях, сохранится имя русского генерала Беляева.)
Вся вторая половина двадцатых годов была прожита в постоянном ожидании неминуемого вторжения. Политическая ситуация явно не способствовала притоку русских колонистов в готовый предоставить им земли Парагвай. Справедливости ради следует отметить, что перебравшиеся к тому времени в Асунсьон активисты “Русского очага” не ставили целью заманить из Европы соотечественников “числом поболее”. Вполне осознавая личную ответственность за судьбы людей, уже однажды лишившихся привычного быта обжитых мест, в 1929 году Беляев честно предупреждает одного из своих аргентинских респондентов о надвигающейся войне: “…Полагаю, друг мой, дело создания в Парагвае “Русского очага” ждать вынуждено лучших времен”. Но многие ждать не захотели. Отчаявшиеся прижиться на чужбинах, ехали они в рисовавшуюся им издалека “обещанной” Парагвай-страну. Ехали из Парижа интеллигенты – чтобы послужить “маленькой республике”, ехали из Манчжурии бородатые станичники – чтоб поближе быть к “земле-матушке”, даже не представляя, насколько страшной для некоторых из них вот-вот окажется эта близость.
…Точной даты начала Чакской войны не существует. Агрессивные вылазки боливийской армии в пограничных районах начались в 29-м и постепенно к 1931-му переросли в полномасштабные боевые действия. Завершится эта война лишь через шесть лет, в 1935 году. Боливия отведет войска в пределы довоенных границ, не обзаведясь и клочком парагвайской территории. В той, беспрецедентной по своим масштабам южно-американской войне, обе стороны понесут огромные людские потери. Более четверти миллиона убитых и искалеченных людей. Для двух малонаселенных государств эта жуткая цифра вполне соизмерима с миллионными потерями европейских держав на полях Первой Мировой. В рядах парагвайских вооруженных сил с 1929 по 1935 годы службу несли 3500 русских солдат и офицеров. Двести тридцать шесть из этих трех с половиной тысяч погибли в боях, количество раненых неизвестно. В числе офицеров парагвайской армии числились два русских генерала – Беляев и Эрн (Николай Францевич Эрн, 1879-1972, выпускник николаевской Академии Генерального штаба, генерал-лейтенант парагвайской армии. Похоронен в Асунсьоне), восемь полковников, четыре подполковника, тринадцать майоров, двадцать три капитана. С 1933 года, по личной просьбе президента республики, генерал Беляев возглавил Генеральный штаб парагвайской армии.
Вот те немногие имена русских защитников далекой страны, которые сохранились до наших с вами дней: майор Краснов (автор перевода русских военных песен на испанский язык), капитаны – Касьянов, Салазкин, Бутлеров, Дедов, Чирков, лейтенанты: Малютин, Конноников, Худолей. В боях приняли участие и бывшие участники чако-бореальских экспедиций: Орефьев-Серебряков, Экштейн-Дмитриев, Братья Оранжереевы. По общему мнению (включая мнение немецких советников армии противника), главной заслугой русской военной мысли и заслугой русских военных в чакской войне стала победа под Бокероном. В результате этого сражения стратегическая инициатива перешла к парагвайской армии. Именно бокеронская битва, состоявшаяся в 1934 году, принесла Ивану Тимофеевичу Беляеву и его соотечественникам всенародную славу в бесконечно далекой стране. На месте той битвы стоит русским именем названый город, а в том городе – памятник русским людям, “спасшим свою честь” на противоположном конце света от не спасенной ими России.
(продолжение следует)
