Нато

(Окончание, начало в N797)

С первых же дней пребывания в Торонто Нато ощутила печальную разницу между предполагаемой ею жизнью в тетином доме и реальной. Причем разницу эту создавал не дядя Лёня, что было бы понятнее, а тетя Манана. Она сразу заявила, что Нато приехала в Канаду не для того, чтобы валять дурака и плавать в бассейне. У нее теперь есть обязанности: чистить полы, умывальники, ванну, плиту, мыть посуду. Нато, конечно, не была белоручкой и дома всегда помогала маме, хотя она и не требовала, наоборот, старалась не обременять ее, чтобы Нато успевала сделать уроки и поиграть во дворе с друзьями. А тетя еще и сердилась, если она забывала стереть пыль с какой-нибудь безделушки или недостаточно хорошо, по ее мнению, натирала раковину. Тетя сердилась из-за всего. “Не копай масло, что за привычка!” – говорила она, когда Нато брала ножом масло из масленки. “Не ходи так часто в бассейн, подцепишь грибки!”,”Не говори так долго, это же деньги!” – сердилась она, когда Нато разговаривала с мамой по телефону, и отбирала у нее трубку.

В доме были две спальни: в большой спали тетя с дядей, в маленькой был дядин кабинет. Нато спала в Г-образной столовой, большой и неуютной, в которой было много мебели, но ничего не радовало глаз. Единственное, что оживляло эту скучную комнату и представляло какой-то интерес, был аквариум с рыбкой. Вообще-то – целой рыбиной, длиной в 30 см, буровато-серого цвета, довольно уродливой на вид. Рыбу купил дядя Лёня, чтобы тетя не чувствовала себя одинокой, когда он уезжал по делам. Он хотел купить щенка или кошку, но тетя сказала, что с ними много возни. Рыба не отличалась приятным характером. Она раздраженно носилась по аквариуму, злобно глядя на всех выпученными глазами, жадно бросалась на еду и, проглотив, уходила на дно. Но к дяде Лёне, похоже, испытывала чувства. Когда он подходил к аквариуму, она подплывала к нему и прислонялась лбом к стеклу. Вскоре рыба стала подплывать и к Нато. Она назвала ее Дзаглика, что по-грузински значит щенок.

Недели через две после приезда Нато начала ходить на бесплатные курсы английского языка. Английский давался легко, она учила его в школе и потом до приезда месяца три занималась с учительницей – маминой подругой.
Однажды на выходных поехали к Вике, в Миссиссагу. Вот уж действительно, не дом, а замок, такой огромный! Нато ходила по комнатам и удивлялась. В доме даже была прислуга. Вика была веселой и дружелюбной, она ей очень понравилась. Дети говорили между собой по-английски, старшая учила также французский и, по настоянию отца-бизнесмена, китайский. С Нато они говорили на ломаном русском, хотя Нато сама неважно знала русский. В школе у них был урок русского языка, потом его отменили, затем снова ввели, но дома говорили на грузинском.

Тетя Манана при Вике была с Нато очень ласковой, то и дело обнимала ее и называла доченькой. Вика при этом насмешливо морщила нос. На прощание Вика подарила Нато шикарный набор: шампунь, гель, лосьон, дезодорант, а также модный лак для ногтей и приколки для волос. Вика сказала, что в канадских школах действуют те же неписаные законы, что и во всех других школах, и вообще в жизни: если позволишь себя обидеть, так и будут обижать. Она дала Нато номер своего телефона и электронный адрес, сказав, что Нато может звонить ей, если что-то понадобится или просто захочется поговорить.
За неделю до школы поехали в Волмарт, чтобы купить Нато рюкзак и школьные принадлежности, а также кое-что из одежды. То, что нравилось Нато, не нравилось тете, и наоборот. За Нато вступался дядя Лёня и покупал вещь, если цена была разумной. Тетя сердилась на него, говоря, что он ее балует.

Манану почему-то раздражало, что муж, вначале весьма скептически относившийся к появлению Нато в доме и почти не разговаривавший с ней, начал постепенно даже к ней привязываться. Придя домой, он приносил ее любимые чипсы и томатный сок, а также питу. Нато складывала лепешки пополам, смазав маслом и накрошив сыр, и клала в духовку, получалось вкусно, наподобие хачапури. По вечерам он играл с Нато в шахматы, к которым Манана была равнодушна. Ее огорчало и злило, что Нато отказывалась называть ее мамой, хотя муж доказывал ей абсурдность такого требования. Но больше всего Манану возмущало поведение брата и невестки. Они чуть ли не каждый день звонили из Тбилиси и подолгу говорили с Нато, особенно невестка. После этого Нато становилась независимой и дерзкой. Манана часто подслушивала их разговоры, подняв в спальне трубку. Один раз, не удержавшись, вмешалась, когда невестка говорила Нато, что та в любой момент может вернуться домой, если ей в Канаде плохо.
– Что ты ей голову морочишь! – возмутилась Манана, – почему ей должно быть плохо?! Живет как у Христа за пазухой. Ест, пьет, развлекается, покупаем ей, что захочет, вон сколько всего купили! Уж не говорю, сколько денег ушло на приезд! А она даже спасибо не скажет, вот как вы ее воспитали!
– Это тебя плохо воспитали, какое ты имеешь право подслушивать! – возмутилась невестка.
– Такое право, что твоя дочь живет и ест за мой счет! – кричала Манана.
– Никто тебя не просил об этом, ты сама нас уговорила!
– Да, я хотела сделать из нее человека, чтобы не была, как ее мать, – уборщицей!
– Лучше быть уборщицей, чем кекелкой, как ты!
– Дура, деревенщина, дрянь! – орала Манана.
– Сама ты дрянь! Не смей кричать на мою маму! – вступилась за мать Нато.

Манана швырнула трубку и шлепнула ее по щеке.
Вечером тетя, плача, жаловалась мужу, говоря, что Нато ее оскорбила, и требуя, чтобы он ее как следует отчитал. Она сказала, что Нато наврала родителям, что здесь к ней плохо относятся, а те, поверив, напустились на Манану. Дядя Лёня строго поговорил с Нато, сказав, что одной из самых некрасивых черт характера является неблагодарность, а за вранье раньше отрезали язык. Нато пыталась объяснить, как все было, но тетя, вмешавшись, заявила, что она врет, и схватилась за сердце, говоря, что Нато хочет ее угробить.

Нато было очень обидно, особенно за маму. Мама закончила филфак и работала уборщицей, потому что другой работы не было. К тому же оба дома были на ней, ведь она и для бабушки все делала: стирала, чистила, готовила обеды. А тетя совсем не ценит это! Нато перестала разговаривать с тетей. Тетя с ней тоже не разговаривала. Если хотели что-то сказать, обращались к Лёне: “Скажи ей…” А тут еще началась школа. В первый же день, как назло, случилась ужасная история.

Учительница, представив Нато классу, сказала, что она из Georgia, но не из штата, а из страны, которая тоже так называется. Один нахальный тип тут же сострил: ничего другого не смогли придумать, и почему Georgia, а не Texas или Oklahoma. В классе засмеялись. Нато, с трудом подбирая слова, ответила, что ее страна существовала за много веков до образования Штатов, и жаль, что он таких простых вещей не знает. Парень, осклабившись, хотел что-то возразить, но учительница призвала всех к порядку и приступила к уроку. На перемене этот тип, долговязый, похожий на второгодника, подошел к Нато со своим дружком и, смерив ее взглядом с ног до головы, процедил сквозь зубы: “Ты все еще здесь, shorty? Kатись в свою f…ing Georgia!”
Нато побледнела. Это слово она хорошо знала, ее просветила Вика, давая советы по школе. Она в упор посмотрела на дылду, отводя руку назад, потом, резко вскинув ее, врезала ему снизу кулаком в нос. Этому удару ее научил ее друг в Тбилиси, соседский мальчик, который занимался боксом. Дылда не успел уклониться, совсем не ожидая такого. Он дико взвыл, закрыв лицо руками, из-под которых потекла кровь.

Манане позвонили из школы и попросили срочно прийти к vice-principal, сообщив, что Нато нанесла телесное повреждение своему однокласснику. Манана поехала в школу. В приемной у зам. директора сидела хмурая Нато. Зам. директора, черная женщина с желтыми крашеными волосами, рассказала Манане о том, что случилось, сказав, что парень в шутку назвал Нато shorty, а та ударила его в нос, что подтверждает другой одноклассник, свидетель сцены. Она сказала, что их школа славится хорошей дисциплиной и подобные агрессивные выходки со стороны учеников неприемлемы. Нато дается первое и последнее предупреждение. Если она еще раз нарушит порядок, ее сразу отчислят. А сейчас она должна извиниться перед пострадавшим, что она отказывается сделать, говоря, что он плохо выразился о ее стране. Но свидетель утверждает, что ничего подобного не было, и нет оснований ему не верить. В школе учатся дети из разных стран и никто никого не дискриминирует.

– Пожалуйста, объясните ей, что она должна извиниться, – сказала зам. директора, – сейчас приведут парня.
Она позвонила секретарше, и та вызвала ученика. Манана смотрела на Нато. Нато смотрела в окно.
– Ну, доигралась?! – сказала Манана мстительно, – неудивительно с таким характером…
– Он оскорбил меня!
– А ты бы его оскорбила, зачем кулаками махать, что за плебейские штучки! Из-за тебя я должна краснеть перед этой мымрой! – Манана махнула рукой в сторону зам. директора. Та согласно кивнула головой, решив, что на нее ссылаются.
– Он сказал нехорошее слово… про Грузию!
– Ты все что угодно выдумаешь, я тебя знаю, зачем ему нужно было, вот и свидетель говорит, что ты врешь!

Нато смахнула с ресниц бессильные слезы. Вошел пострадавший. Он держался уверенно, стараясь придать лицу честное выражение, но глаза беспокойно бегали. Все смотрели на Нато, выжидая.
– Извинись! – приказала Манана.
Нато молчала.
– Я бы на твоем месте немедленно извинилась! – сказала зам. директора.

Парень насмешливо смотрел на Нато. Нато молчала, уставясь в пол. Подождав еще немного, зам. директора заявила:
– Ты сама усугубляешь свое положение. Нам придется принять меры, я поговорю об этом с директором школы. А сейчас все свободны. Ты иди в класс, – сказала она ученику, – а ты иди домой и жди решения. Мы дадим вам знать, – обратилась она к Манане, – спасибо, что пришли.

Дома было продолжение пытки. Манана рассказала мужу о случившемся. Дядя Лёня строго смотрел на Нато и говорил, что теперь ее могут исключить из школы и что она своим поведением огорчает тетю, которая для нее так много сделала и продолжает делать. Нато даже не пыталась оправдаться, зная по горькому опыту, что дядя Лёня ей не поверит, а если и поверит, то сделает вид, что не верит. Почему? Потому что так легче. Иначе тетя устроит ему “веселую жизнь”. Позвонить Вике, что ли, – думала Нато. Так плохо ей никогда еще не было. Она набрала Викин номер.

Вика ей сразу поверила, сказала, чтобы Нато не расстраивалась, из школы ее вряд ли отчислят, и что перезвонит позже, так как она сейчас на презентации. Тетя, поняв с кем разговаривала Нато, сказала с усмешкой:
– Нашла с кем советоваться. Она и своими-то детьми не занимается, все делает муж и прислуга, а она гуляет по выставкам, занялась фотографией, дура, какой из нее фотограф! И до тебя ей нет дела, только делает вид, а ты веришь! Одна дура другой голову морочит, ха-ха!

Почему она так не любит Вику, – думала Нато. – И меня не любит, и дядю Лёню, и рыбу…
К вечеру позвонили из школы и сказали, что Нато может прийти завтра в класс, но если еще что-нибудь выкинет, то сразу вылетит из школы, и вряд ли другая школа ее примет. Потом позвонила Вика и сказала, что Нато все правильно сделала и не должна извиняться, разве что этот тип извинится первым. Тетя, подняв в спальне трубку, крикнула:
– Не вмешивайся не в свое дело и не подливай масла в огонь, и без твоих советов обойдемся!

На другой день Нато, собрав все свое самообладание, отправилась в школу и прошла тяжкий путь от двери до парты с непроницаемым видом под любопытными взглядами одноклассников. Никто к ней больше не приставал, все даже сторонились ее и поглядывали с опаской и интересом.
Но дома… Не успела Нато войти в дом, как услышала: “Убирайся, знать тебя не хочу, ни тебя, ни твоих полоумных родителей, ты мне не дочь и не племянница, а твой отец мне больше не брат!” Из дальнейших отрывочных фраз, перемежавшихся проклятиями и рыданиями, Нато поняла, что в ее отсутствие произошел крупный разговор между тетей и родителями, и они серьезно повздорили, скорее всего, из-за нее. Пока Нато соображала, раздался звонок, Нато бросилась к телефону.

– Нато, возвращайся домой, больше ты не будешь там мучиться! – взволнованно говорил отец, – Если бы я мог, прямо сейчас забрал бы тебя, но придется подождать день-два, пока купим билет и пошлем по имейлу!
Пoтом взяла трубку мама и сказала, что скоро Нато снова будет дома, и все будет хорошо.
Нато хотела сказать, что с ней все в порядке, но не могла, ком подкатил к горлу. Она только кивала головой, радуясь, что ее так любят и скоро она вернется домой.

Через несколько дней Нато получила билет. Часть денег одолжил дядя Вано, остальное – мамины родственники. В аэропорт ее повез дядя Лёня. Тетя Манана, обмотав голову полотенцем, лежала на диване, и когда Нато подошла попрощаться, отвернулась от нее, плача. Нато даже стало немного жаль ее. Она махнула рукой Дзаглике, которая подплыла к ней, вильнув хвостом.

Нато летела в самолете, глядя в окно на удалявшуюся землю, и думала: почему в жизни все оказывается не таким, как вначале кажется. Тетя Манана совсем не добрая, дядя Лёня совсем не веселый, канадская школа хуже грузинской, круассаны хуже хачапури… А взрослые люди, казалось бы, должны все понимать, но так мало понимают, и все хотят быть счастливыми…