Начальная школа, куда я записала младшую дочку, находилась напротив нашего дома, через улицу. Собственно, и дом-то мы выбрали потому, что был рядом со школой. Вот иду я на следующий день мимо школы, довольная тем, как хорошо все устроилось, и читаю над входом: The junior school for deaf children. Вчера, вроде, этого не было… Я, конечно, не понимаю сходу, что значит deaf, но чувствую что-то неладное. Бегу домой, хватаю словарь… Так и есть! Школа для глухонемых детей! Боже, что я сделала, куда поместила ребенка! Я помчалась в школу и говорю секретарше: “Ребенок мой не глухой, не глухой, это моя вина, моя ошибка!” Она ласково смотрит на меня и говорит: “Успокойтесь, пожалуйста, это не ваша вина и не ваша ошибка. Дети рождаются глухими по разным причинам, и родители не виноваты. Муж у вас тоже глухой?”
Не буду описывать, чего мне стоило довести до нее суть дела с моим несчастным английским. В конце концов, она все поняла и сказала, что не стоит волноваться, так как нет никакой ошибки. Оказывается, это две разные школы в двух, прилегающих вплотную друг к другу одинаковых корпусах с разными входами, но с одним общим двором. Одна школа для глухонемых, другая для обычных детей. И над каждым входом соответствующая вывеска с названием. Только вчера я, когда записывала ребенка, прочла одну вывеску, а сегодня -другую. Так что ребенка я устроила в правильном месте. Правда, их потом в школе обучили кое-каким языковым жестам, чтобы они могли общаться во дворе с глухонемыми детьми. И какое-то время дочь только так и общалась с нами, ради интереса. Скажем ей что-нибудь, а она в ответ вертит руками у себя под носом. Но потом прошло.
Дети, как полагается, усваивали язык быстро, нам с мужем он давался гораздо хуже. Нам посоветовали побольше слушать телевизор. Мы слушали, но и это, казалось, не помогало. По телевизору сообщали, что в Канаде уже несколько человек умерло от е-koli (это такая бактерия, произносится “и-колай”), а нам слышалось: в Канаде появился Николай, который убил уже несколько человек. Кто такой этот Николай, гадали мы, наверное член русской мафии.
Ах, этот английский! Один конфуз за другим. Кажется, что никогда это не выучишь. Правда, есть слова, которые легко запоминаются. Их звучание чаще всего либо соответствует смыслу, либо наоборот, резко диссонируют. Например, слово straight – прямой. На самом деле звучит прямо и недвусмысленно, ничего другого не заподозришь. А есть слова, вводящие в заблуждение, обманчивые на слух, например, subpoena. Звучит поэтически, я бы даже сказала – упоительно и даже как-то самозабвенно. А это – повестка в суд. Такое слово тоже легко запоминается. Но есть куча слов, ничем не примечательных, которые постоянно выскакивают из головы, не успеваешь их туда закинуть. Причем вылетают даже такие слова, которые знаешь чуть ли не с детства. Например, джус – сок. Ну, кто этого не знает?
Зашли как-то муж с сыном в кафе в одну из первых недель после приезда, когда первичный шок и резкое потрясение организма у иммигранта сменяется состоянием умеренной контузии. То есть иммигрант уже начинает соображать, но все еще плохо. Особенно, если иммигрант не молодой и не обладает flexibility (гибкостью), присущей молодости. Короче, заходят они в кафе и хотят купить два сока. Муж так и говорит девушке за стойкой: “Ту сокс, плиз”. Причем (это мне потом сын рассказывал) “о” произносит не как в слове “сок”, а как в английском socks (носки), где-то между “о” и “а”, придав слову эдакий, вроде, шарм и английское звучание. Девушка, конечно, удивляется и переспрашивает: что это, мол, вы хотите, извините? Муж, вспомнив, что тут везде принято улыбаться, повторил: “ту сокс”, приветливо улыбнувшись. “Что?!” – возмутилась девушка, решив, что он издевается, и сказала, что пожалуется менеджеру. Муж оторопел и совсем уже перестал ориентироваться в окружающем мире. Тут вмешался сын, не без удовольствия наблюдавший эту сцену, и попросил у девушки извинения и “ту джус”, сказав, что dad не знает английский. Уловив последнее, муж сердито на него шикнул и сказал, обратившись к девушке почему-то по-русски: “Я хоть и не силен в английском, но знаю достаточно, чтобы заказать джус”. Ему казалось, что он так и говорил все время – джус, и его просто не понимали из-за акцента…
Кстати, об акценте. Когда немного привыкаешь к английскому, то есть уже говоришь по-английски короткими фразами и понимаешь, что тебе говорят, если говорят медленно и короткими фразами (хотя мозг упорно отказывается думать по-английски и требует дословного перевода), начинаешь улавливать акценты. В общем чужеродном звучании слух постепенно улавливает китайский акцент (самый невероятный), русский акцент (самый понятный), восточно-европейский (похожий на русский) и далее, по мере обострения слуха – индусский, арабский, французский, итальянский, ямайский и т.д. С удивлением узнаешь, что есть еще и английский (британский) акцент.
С мужем произошел такой случай. Приехал в их лабораторию (муж довольно скоро устроился работать по специальности – редкое для Канады явление) один биохимик из Англии, чтобы провести совместные эксперименты с руководителем лаборатории Питером Пеннефатером. Заходит англичанин утром в комнату, где работает муж, здоровается с ним и спрашивает вежливо, как и подобает англичанину: “Не скажете ли, где Питер?” Однако, в его британском произношении с очень мягким “т” и вообще без “р” имя Питер в ушах моего мужа звучит, как Пица. Поэтому муж, удивившись про себя, однако резонно и вежливо отвечает: “Пица в пиццерии”. Англичанин в свою очередь удивляется, так как только что видел Питера в офисе и они договорились встретиться в лабораторной комнате через пару минут, чтобы начать эксперимент. Решив, что ослышался, он переспрашивает мужа: “Простите, где, вы сказали, Пицa?” Ну, ты даешь – думает муж, а вслух говорит, стараясь не волноваться и четко произносить слова: “Пица обычно в пиццерии”.
Англичанин совсем растерялся, соображая, почему это Питер вдруг, ни с того ни с сего, помчался в пиццерию, бросив эксперимент, и, главное, почему это его обычное место пребывания? Постаравшись, однако, скрыть свое недоумение, как и подобает истинному англичанину, он задает следующий по ходу вопрос: “А не знаете ли, когда он вернется?”
Муж решил, что англичанин сошел с ума, перетрудившись со своей биохимией, и участливо спрашивает: “Кто?” Тут уже англичанин, послав к черту английскую сдержанность, заорал:
– Пица, Пица!
Муж уставился на него, теряя смысл происходящего.
– Пица Пеннефатер! – кричал англичанин, хватаясь за голову.
– Ах, Пеннефатер? Питер? – сказал муж. – Он в холодной комнате, сейчас выйдет.
Со временем муж освоил английский до такой степени, что начал понимать, что говорят китайцы. Я сама была этому свидетельницей, зайдя как-то к нему на работу. Он стоял в коридоре и разговаривал с одним из сотрудников, белорусом из Минска, работавшим с ним в одной лаборатории. Мимо шел китаец и, обратившись к ним, сказал, счастливо улыбаясь, как все китайцы, когда говорят по-английски: “Ве ау то ти ту э то ти ты”. К моему удивлению, муж с белорусом мгновенно отреагировали, и оба махнули руками, указывая в одном направлении. “Вы поняли, что он сказал?” – спросила я, не веря чуду. “Он спросил: где комнаты 42 и 43”, – как ни в чем не бывало сказали они. Where are the rooms forty two and forty three?
