На сегодняшний день в США проживает 3,105,964 так называемых “Russian Americans”. (К теме не относится, но меня в подобной статистике всегда забавляет малюсенькая циферка в самом конце громадного номера. Вот и в данном случае, отчётливо представляю себе семейство …ну, скажем, Дворкиных: папу, маму и двух “будущих адвокатов”, обитающих в предместьях Кливленда). Как уже отмечалось в предыдущих главах, в переписях населения неуклюжим словосочетанием “Русские Американцы” принято именовать группу людей всевозможных национальностей, указывающих Русский – основным языком общения. Таким образом, в отличие от бывших советских евреев, не владеющих идишем, прибывших из Узбекистана корейцев, говорящих исключительно на “великом и могучем”, и осевших в Аризоне краснодарских турков, отродясь ни на каком языке, кроме русского, не говорящих, курносый и голубоглазый, но англоязычный внук донского казака “русским” не считается. Казалось бы, такой шкалой определения “русскости” всё уже и так запутано донельзя, но дальше – больше… Дело в том, что вопреки официальной терминологии, живущие в США советские и постсоветские иммигранты “не титульной нации” именуют себя как угодно, но только не “Russian Americans”, тогда как именно таковыми признают себя англоязычные (и от того официально не признаваемые “русскими”) потомки российских переселенцев прошлых столетий. И если с предыдущими тремя волнами нашей иммиграции американским этнографам мороки и так хватало, то четвертая – назовём её “брайтонбичевской”, представляется им совершеннейшим “вавилонским столпотворением”.