Определенная известность, несомненно, бывает приятной и полезной. Особенно в условиях тотального дефицита, в изобилии бывшего в СССР. Режиссеры, конечно, не так узнаваемы, как артисты, но все же, если имя было “на слуху”, это заметно облегчало жизнь. Про себя я как-то в шутку сказал: “широко известен узкому кругу”, и эта фраза за несколько десятилетий стала расхожей. Однажды на одном из русских форумов я назвал наглых и тупых платных пропагандистов “пидриотами” и “пропагандонами”. Эти слова ушли в народ, и многие стали ими пользоваться. На здоровье. Что такое настоящая слава, мне довелось узнать в молодости: я ехал в поезде “Москва – Рига” в двухместном купе. Предвкушая покой и удобства недолгого путешествия, я расслабился и благодушествовал. Поглядывая в окна на нищие пригороды, я ждал заказанный в ресторане ужин и думал о том, что, несмотря на происки недоброжелателей и хронический конфликт с властями, я все же живу нормальной, человеческой жизнью и даже иногда роскошествую – вот, путешествую с комфортом. Чтобы дополнить картину, я налил себе французский коньяк “Камю” в государственный граненный стакан в мельхиоровом подстаканнике и под ритмичный стук колес неторопливо прихлебывал. Мой сосед – человек совершенно неприметный – достал из авоськи жареную курицу и вареные яйца. Принесли мой ужин из ресторана. Я дал щедрые чаевые и начал есть.
Сосед, пораженный моими барскими замашками, осторожно начал разговор:
– Вы до самой Риги ?
– М-уху… – ответил я, обжигаясь супом харчо и совершенно потеряв бдительность.
Выждав приличествующую паузу, сосед спросил опять:
– В Москве живете?
– Дха…кх….гм….кху.
– А работаете где, если не секрет?
Тут черт дернул меня за язык и я возьми да и скажи правду:
– На “Мосфильме”.
Сосед с интересом посмотрел на такую экзотическую птицу, жуя покачал головой и спросил:
-Давно вы там работаете?
Я кивнул, давая понять, что к разговору не расположен.
– А вы случайно там Бердичевского Леонида не знаете?
– Не близко, но знаком, – с достоинством ответил я и почувствовал, как уши стали мягкими и теплыми – то ли от французского коньяка, то ли от столь неожиданного подтверждения моей известности.
– Ну, и какое у вас о нем сложилось впечатление? – пытливо всматриваясь в мои глаза, вопросил попутчик.
– Ну, что ж… – важно сказал я с видом государственного человека, – он, думается, несомненно способный режиссер и сценарист… Жаль только, что у него не сложились отношения с руководством… Впрочем, как и у многих творческих людей… Поэтому трудно судить о его возможностях, которые полностью не реализовались… М-да…
Вдруг мой собеседник подался ко мне и возбужденно заговорил, одновременно зловеще обгладывая куринную ногу и блестя в наступивших сумерках глазами. Вагон шатало на стрелках, и я понял, что нельзя пить коньяк из стакана – это опасно…
– Вы его совсем не знаете… – сказал этот человек, понизив голос. – Это все обман, личина. Что говорить, умеет произвести на людей впечатление этот малый…. Но! Я вам могу такое о нем рассказать – не поверите. Волосы дыбом встанут!
Я почувствовал, как по спине пробежали холодные пальцы, воротник вдруг сдавил шею и зубы лязгнули о железнодорожную ложку.
– Вы-ы что, лично с ним знакомы? – проблеял я.
– Хм! Друзьями были…. верил ему, как себе. Вместе росли, учились. Вот раз приходит он ко мне небритый, пьяный, пахнет, извините, козлом и говорит: “Дай мне, Дима, две тысячи рублей на неделю, я в карты проиграл человека…” “Какого человека?” – спрашиваю. “Таню, твою жену… Извини, брат… Так получилось…” Сел на пороге и плачет: “Прости, если можешь… 3наю, что подлец, негодяй… да что теперь делать. Если денег не достану, – говорит – я ее убить должен или меня самого убьют”. Ну, лежали у нас деньги на кооперативную квартиру. Пошел я к жене – так, мол, и так, Татьяна, что делать будем? Она плачет, конечно… Короче, деньги ему дали и он поклялся вернуть.
– Ну, – спрашиваю, – вернул? – и чувствую, как волосы шевелятся на голове.
Отчего?! Окно закрыто намертво на заводе, кондиционер не работает – он в советских поездах никогда не работал.
– Да какое!… – он махнул рукой. – Я его потом два года не видел.
Я закрыл бутылку проклятого коньяка, убрал подальше и слрoсил:
– А вы уверены, что это был он?
– Да что я Бердичевского не знаю… Господи, Ленька Бердичевский… Когда он еще нормальным мужиком был, мы с ним так шурoвали… Его за эти наши холостяцкие проделки из ВГИКа и поперли.
– Выгнали?!
– А то! Он потом через одного армянина – он с ним в тюрьме познакомился – сделал какие-то липовые бумаги… Да кого обманешь?! Все же всё знают…
– Мне все-та-таки кажется, вы его с кем-то пу-путаете, – холодно сказал я. – Он давно работает на “Мосфильме”, я вижу его регулярно. Не могу сказать ничего плохого.
– Друг! – он метнулся ко мне и сел на диван рядом. – Такие как ты – простодушные, доверчивые люди и становятся жертвами этих проходимцев. Ты даже не знаешь: он состоит в тайной секте. Они, эти сектанты отличаются особым изуверством. У них связи по всему миру, и они губят людей. И денег у них знаешь сколько?
– А з-зачичем он тогда одалжживал? – спросил я.
– А мало им… Им все мало… – загробным голосом сказал сосед, и глаза его стали как чайные блюдца.
“Нельзя, нельзя пить коньяк из стакана! – прошептал я. – Не те уже силы…”
– Не веришь? – сосед одним рывком раскрыл рубашку и показал на груди кривой багровый шрам. – А теперь веришь?!
– Это – Бердичевский? – хрипло спросил я.
– Его работа…. – трудно выговаривая слова, ответил он.
– С-сациви не хотите? – предложил я. – Я к нему не прикасался.
– Не откажусь, – он, мрачно поглядывая за окно, заработал челюстями.
– Передаем последние известия, – прокашлялось радио, – Трудящиеся Забайкалья досрочно отрапортовали партии и правительству о завер-шении…
– Жаль мне тебя, – покончив с сациви, сказал мой попутчик. – Парень ты, видно, хороший, да неопытный. Вы там, на вашем “Мосфильме”, витаете в облаках, ничего не знаете. Здрасьте-досвиданье и лады… Доверяете всем. Вот и может такой тип затесаться среди нормальных людей и наделать бед. Ты бы поговорил с кем, кого знаешь, предупредил бы, чтобы остерегались. Понимаешь?
Я кивнул.
– Звать-та тебя как?
– Петей, – неожиданно брякнул я – ничего кроме названия музыкального произведения “Петя и Волк” в этот момент в голову не вскочило.
– Петром, значит… А фамилия как твоя будет?
Не знаю почему, я сказал: “Камю” Он несколько опешил:
– Камю?
– Да. Камю. Петр Александрович.
– А ты кто по национальности будешь? – приветливо спросил он.
– Коньяк… – сказал я и сам удивился.
– Ты что, не русский, Петр Александрович?
– Французский! – истерически сказал я и пришел в себя, когда поезд уже подходил к перрону.
Мой попутчик, искоса поглядывая на меня, паковал чемодан.
– Не забыл, Петруха, о чем мы с тобой уговорились? – спросил он.
– Нет! – закричал я, выскочил на перрон и рванул к такси. Прыгнул в первую машину и крикнул шоферу:
– Гони, четвертной сверху!
– Извини, командир, я по наряду – прислали встречать какого-то чудака с “Мосфильма”.
Я промолчал. Известным людям иногда нужно сохранять инкогнито.
