В России много разговоров о фильме “Левиафан” режиссера Андрея Звягинцева. При этом лента еще не была в прокате и, возможно, не будет, но уже получила премию Голливудской Ассоциации иностранной прессы “Золотой глобус” и номинирована на премию “Оскар”. Большинство посмотревших фильм россиян воспользовались пиратской копией в интернете. Как это было в старые недобрые советские времена, начались гонения на авторов. Группа писателей, казаков и чиновников Самарской области направили донос министру культуры и председателю комитета по культуре губернской думы, в котором просят принять меры против главного режиссера Самарского академического театра драмы Валерия Гришко, создавшего “неподобающий образ” архиерея в фильме “Левиафан”. Перепало и самому Звягинцеву. Многие патриоты и православные активисты, как, например, мурманчанин Антон Благин, предлагают не много ни мало как отдать режиссера под суд: “Режиссер еврейских кровей не может не знать, что такое пропаганда как искусство и для чего она используется в период политической напряжённости или в условиях войны. Учитывая, что в фильме россияне представлены дегенератами, беспробудными алкоголиками и просто падшими людьми, явным противником Андрея Звягинцева является русский народ, чью волю к сопротивлению он и постарался ослабить, выполняя политический заказ Запада и США”. По мнению министра культуры России Владимира Мединского, фильм “Левиафан” не достоин денег налогоплательщиков, на которые был снят, а член Общественной палаты Сергей Марков назвал его “антироссийским фильмом по внешнему заказу” и “антипутинским манифестом”.
Сходных, хотя и не столь громких упреков удостоилась социальная драма “Дурак” режиссёра Юрия Быкова, вышедшая в российский прокат 11 декабря минувшего года. …Провинциальный российский город. Сантехника Диму среди ночи вызывают в общежитие, где прорвало трубу. Дима обнаруживает, что здание треснуло и может рухнуть в любую минуту. Честный сантехник начинает метаться в попытках спасти людей, но все, включая родню, самих жильцов и городское начальство, от него отмахиваются. Короче, мрак и тотальная безысходность.
Будучи искушенным пользователем интернета, я могу посмотреть любой фильм, какой мне захочется. А вот эти два смотреть не буду. Хватило трейлеров. Мотивы такого решения довольно витиеваты и поэтому нуждаются в подробном объяснении.
Известно, что возраст человека – понятие неоднозначное. Есть возраст календарный, который отсчитывается от даты в свидетельстве о рождении. Есть возраст биологический, определяемый степенью изношенности организма. И есть возраст психологический – насколько молодым или старым сам человек себя чувствует. Нечто подобное происходит с дистанцией между местом жительства иммигранта и покинутой им родиной. Первые недели и месяцы, даже если вы улетели на другую сторону Земного шара, субъективно вы чувствуете себя присутствующим еще дома, а окружающую реальность – как бы изображением на экране телевизора. По мере привыкания к новому месту экран реальности расширяется и становится панорамным. В какой-то момент, лет через пять-восемь, психологическая удаленность от родины совпадает с географической. А еще через десяток-другой лет эта внутренняя субъективная дистанция парадоксальным образом начинает превышать реальное расстояние в километрах. Происходящее на родине становится чем-то вроде приключений “Curiosity” на поверхности Марса.
Разумеется, всё очень субъективно. Одни буквально одержимы ностальгическими переживаниями, другие вдруг начинают почему-то родину ненавидеть, третьи глубоко погружаются в заочную отечественную культурную жизнь, четвертые так много говорят по-английски, что забывают родную речь, пятые… В общем, сколько людей, столько разновидностей сумасшествия под названием иммиграция.
У меня эта болезнь протекает в мягкой скрытой форме. В наследство от родины сохранился только русский язык, но зато практически без потерь, и некоторый интерес к происходящему там в объёме новостных сводок CNN и CBC. Ностальгические симптомы отсутствуют. Иногда снится, что меня снова призвали в советскую армию, но в казарме я веду себя как дембель с канадским паспортом и карточкой VISA. На днях в разговоре с женой почему-то всплыла моя прежняя служба в “Известиях”, и я вдруг остро ощутил радость от того, что я здесь, а не там…
К чему это всё? К тому, что воспоминания о родине у меня скорее неприятные, чем светлые. Я уезжал скорее оттуда, чем сюда. С детства, вернее, с подросткового возраста многое там меня напрягало и тяготило. “Прощайте помойки, и вечные стройки, и крытые матом шоссе…” – сочинял я вирши накануне эмиграции.
Фильмы “Левиафан”, “Дурак” и подобные им представляют собой концентрированное изображение всего того, что вытолкнуло меня из России. Они тягостные, противные и безысходные. Меня совершенно не тянет вновь испытывать эти чувства. Одновременно мне совершенно не приходит в голову обвинять авторов в “очернительстве” и преувеличении негативных сторон российской жизни. Искусству вообще свойственно очернительство и преувеличение негативных сторон жизни. Вот, например, как лихо в одном абзаце описал всю классическую русскую литературу Александр Баунов в журнале “Слон”: “В “Мертвых душах” все мертвы, в “Ревизоре” все продажны. Мерзость в каждом русском человеке, а как попытался написать про хорошее – так сразу в печь. Молодой дворянин маялся от скуки, убил на поединке друга, промотал любовь, и, говорят, собирался еще выйти против властей на Сенатскую площадь. Другой дворянин даже на нее не собирался, потому что она уже была, а до Болотной было еще далеко, и просто убил приятеля, погубил кавказскую девушку, обманул русскую и бросил верного слугу. Третий лежит мечтает, а все полезное делает оборотистый немец. Женщину мещанского сословия совратил купец и пристрелил жених, другая, купеческого, – сиганула с обрыва в реку, как птица, третья, дворянского, – под поезд. Небогатый князь вылечился было в Швейцарии, но от ужасов русской жизни снова спятил. Другой, студент, от безысходности убил, а потом от бессмысленности во всем признался. И только в конце, как у Звягинцева, какая-то мутная духовность. Три одаренные девушки рвутся в столицу, но вязнут в унылой русской провинции. Горький, основатель союза писателей и “Литературной газеты”, и вовсе не стал ничего выдумать, а собрал все отбросы в одном месте, бомжей и алкоголиков, да и продал в заграничные театры: вот вам Россия. По псевдониму и пьеса”.
Уехали – так уехали, и нечего теребить старые раны.
